меня везде и мычит прям от меня.
Колдовство какое-то, это все. С самого начала. Не знаю, может, ее тоже затронуло чуть. Меня-то, бля, заштормило и на дно самое. Не знаю, что за херня, потом разберусь. Самое главное — зашибись так было ровным счетом никогда.
Затем с утра я остановиться не могу, переклинило всего. Не выпускаю ее, даже звоню, чтобы еду со столовой в номер принесли.
Заходимся в крышесносных оборотах, как угодно и чем угодно.
Она мне отсасывает наконец-то, и я хочу бесконечно втыкать, как Алиса старательно и страстно все выделывает губами и языком и щекой.
Стегает головку языком она, и сама от этого стонет. А говорят, рая не существует.
Довожу ее до поскуливания своим ртом, бальзамом на душу каждой децибел ложится. Вот так теперь будет. Не соскочит она, не соскочит.
А потом, средь бела дня, прямо до обеда, она на меня сверху залазит, и это все… Елозит сначала, а потом скачет. Как уверенности набралась, так прыгает и гнется на мне, беспомощная от собственной безудрежности.
Все, решаю я снизу. Все. Теперь только так любиться будем. Вот только так. Видно отсюда прямо, как я в ней исчезаю и пожираю, сиськи налитые колышутся, бедра расползлись и дрожат. И мордашка ее… Воздух ртом заглатывает. Без воздуха и мгновения не может. Повезло воздуху. Ну это мы еще посмотрим. Я вместо воздуха буду. Скоро. Когда-нибудь.
Смешно, конечно, позже становится. Не будем, конечно, только так трахаться. По-разному будем. Понравилось просто очень. Я такого еще не видел.
Измучалась вся от марафона, но безотказная. Злюсь на нее, хоть и вижу, что хочет сама сильно. Но влепила бы мне оплеуху хорошую, чтобы отстал. А она только нежится ко мне, ну а я, как дурак полнейший…
Теперь снова в качалку надо почаще заглядывать. Чую, дальше только жестче разойдемся, а я давно на спорт подзабил. Хорошо, хоть больше не отстреливаюсь за две минуты, как долбанный автогонщик.
После душа Алиса грустнеет как-то, хоть и смягчает улыбками своими красивыми. Не могу въехать почему, потом украдкой вижу, как зеркальце из сумки достает и надовольно скулу рассматривает. Там синяк сегодня неожиданно расцвел фиолетом.
Ненавижу.
Не хочу повторять ей, мол, я этого так не оставлю. Скажу уже, как дело сделаю.
Одна только мысль, что ей там где-то больно делали, в прошлые годы, а я сидел ровно где-то и ни хрена не знал и ни хрена не помог… Нужно было искать ее еще тогда. Смешно в такое верить или не смешно, но факт: нужно было.
Я их урою всех. Родителей ее уничтожу. И брата-недоумка. И всех, кто не помог. Не сразу, но я подожду. Список соберу, давно пора было учиться последовательности. И от их жизни прежней только обглоданные кости оставлю.
Она еще и стесняется. Словно она что-то плохое сделала. Сказала мне, что стыдно, потому что отпор не дала и терпела. Еще как-то странно это все оформляла. Вот бы в башку ее красивую заглянуть.
Вечером в кафе зависаем, как нормальные люди. Едва не теряю вожжи от бешенства, когда вижу, что адекватно она ест, намного больше, чем раньше. Еще утром заметил, но тогда подумал, голодная очень.
А сейчас понятно. Идиота из меня полнейшего сделала. Сидела тут, экономила. Жратву. Ненавижу это. Раньше сам голодным был, не хочу вспоминать. А теперь никогда голодным не буду, и не потерплю, чтобы Алиса себя ограничивала.
А под ночь, значит, новость чудесную узнаю. Прям заебись, че.
Алиса собралась к усатому этому старику, Сергей Степановичу, на участок съехать. Потому что, видите ли, он обижает оборвыша. И вообще оборвышу помощь нужна, а на отель она деньги тратить не хочет, когда вот Сергей Степанович ей за бесплатно пристройку предлагает.
Что ни день, так мозговъебенный сюрприз. Я думал, у меня житуха закрученная, но боевая фея реально ни дня без поворота.
Значит, оборвышу помогать нужно со всех ног бежать, а меня в отеле можно так оставить? Этот паразит — безнадежный, что она за него вцепилась?
Не видит что ли, пропащий он? Нищий, голодный, уже воровать начал.
Всем плевать на него, кроме Алисы.
Он никому не нужен и никого у него нет. Пусть так и будет, ему на пользу пойдет.
А любезность Сергей Степановича — подозрительно… Он же ее постоянно критикует, единственный в городе. И что бездельница она, и что вертихвостка.
Но я видел вчера, как он брови сдвинул, когда синяк разглядел. Думает, небось, я ее прикладываю.
Сказать, что бесит — ничего не сказать. Сдерживаюсь только потому что здесь она пострадала, а не я, и не хочу сверху переживаний ей набрасывать.
Но этот усатый проныра явно задумал и фею мою поэксплуатировать. Жить с ним на одном участке! А я в отеле должен сидеть?
Нажимаю на Алису, что я отель оплачу. Вообще все оплачу. Она смеется, бестия! Говорит, у нее самой денег полно, только в нале нет. Ага-ага.
Про оборвыша и слушать не хочет, покрикивает даже на меня, чтобы не оскорблял его. Паразит он и есть паразит, и чем раньше она это поймет, тем лучше.
Короче, перевожу ее вещи следующим днем к этим двум доходягам. Не будет же она одна тащить!
Пристройка со стеклянной мансардой оказывается куда более презентабельным и обустроенным местом, чем представлялось. Даже ванная полноценная имеется.
— На мансарде можно лежать и на звезды смотреть, — вздыхает она.
Хм, а че на них смотреть-то?
У меня в Роллсе тоже звездное небо под крышей.
Ну, коли хочет, будет космос рассматривать, а я — ее. Желательно без тряпок.
Смеряю оборвыша давящим взглядом. Не прогибается, хоть какой-то стержень в наличии. На Алису исподтишка смотрит восхищенно и завороженно. Ага, нашел себе добрую фею, чтобы из нее веревки вить. Но это мы еще посмотрим.
— Базилио, я запрещаю тебе наведываться к вертихвостке после вечери, на ночь глядя! Какая бы она не была, она — приличная девица, ей еще замуж выходить.
Взьерошенная Алиса порывается что-то сказать, но я быстрее:
— Да на здоровье. Запрещай сколько хошь, я-то здесь причем.
Старикашка хмурится из-под кустистых бровей.
— Я еще не получил компенсацию за испорченное имущество! Вензель…
— Если будешь к Алисе цепляться, то и гостиницу твою куплю. Правда, не у тебя куплю, — и добавляю во взгляд туч потемнее.
— Вася! — возмущается она. — Сергей Степанович! Мы же договаривались. Ну что за склоки. Я иду за яблоками!
—